«Жизнь Тургенева» - Борис Зайцев

Перечитываю книги редко, разве что детские, по работе. А тут поездка в Спасское-Лутовиново. Нам не очень повезло с экскурсоводом. Дама была какая-то уж очень возвышенная, прямо-таки выспренная. Похоже, лутовиновские экскурсоводы боятся свою барыню, Варвару Петровну, и преподносят её образ в высшей степени благостным и пресным, так что обращаться к ним с вопросами не хотелось. Мы и сами не жаждали услышать кровавых крепостнических историй, но «Му-му»-то все читали в школе.


Вернувшись домой, первым делом сбросила в компьютер фотографии и достала из книжного шкафа литературную биографию «Жизнь Тургенева» Бориса Зайцева.

На заре перестройки, когда все толстые журналы наперебой возвращали отечественному  читателю писателей русского зарубежья, журнал «Юность» опубликовал это произведение. Но тогда мы читали наперегонки так много всего, что «Тургенев» был прочитан, но не потряс. Сейчас была другая мотивация и другой опыт читательский, да и жизненный тоже.


Писателя-эмигранта Бориса Зайцева называют импрессионистом в прозе, в чём убедилась открыв первую же страницу:


Орловская губерния не весьма живописна: поля, ровные, то взбегающие изволоками, то пересечённые оврагами; лесочки, ленты берёз по большакам, уходящие в опаловую даль, ведущие Бог весть куда. Нехитрые деревушки по косогорам, с прудками, сажалками, где в жару под ракитами укрывается заленившееся стадо – а вокруг вся трава вытоптана. Кое-где пятна густой зелени среди полей – помещичьи усадьбы. Всё однообразно, неказисто. Поля к июлю залиты ржами поспевающими, по ржам ветер идёт ровно, без конца без начала, и они кланяются, расступаются, тоже без конца-начала. Васильки, жаворонки… благодать.


Это предчерноземье. Место встречи северно-средней Руси с южною. Москвы со степью. К западу заходя в Калужскую, к северу в Московскую, области Тулы и Орла являются как бы Тосканою русской. Богатство земли, тучность и многообразие самого языка давали людей искусства. Святые появлялись в лесах севера. Тургеневы, Толстые, Достоевские порождены этими щедрыми краями.

Что до усадьбы, где расположен музей писателя, она сохранилась не совсем в том виде, какой была в детские годы писателя (два пожара – один при жизни Тургенева, а другой в 1906 году). Но детальное описание позволяет всё представить:


Село Спасское-Лутовиново находится в нескольких верстах от Мценска, уездного города Орловской губернии. Огромное барское поместье, в берёзовой роще, с усадьбой в виде подковы, с церковью насупротив, с домом в сорок комнат, бесконечными службами, оранжереями, винными подвалами, кладовыми, конюшнями, со знаменитым парком и фруктовыми садом. В начале прошлого века это как бы столица маленького царства, с правительством, чиновниками, подданными… Хотелось, чтобы всё было грандиозно, чтобы походило на «двор». Слуги называются министрами. Дворецкий – министр двора, ему дали даже фамилию тогдашнего шефа жандармов – Бенкендорфа. Мальчишка лет четырнадцати, заведывавший почтой, назывался министром почт, компаньонки и женская прислуга – гофмейстерины, камер-фрейлины и пр. …За не так поданную чашку, за нестёртую пыль со столика горничных ссылали на скотный двор или в дальние деревни – на тяжкую работу. За сорванный кем-то тюльпан в цветнике секли подряд всех садовников…


Тургенев – дитя, Тургенев времён Спасского знал уже многое о жизни. Кроме пения птиц в парке да волнующего звона стихов, слышал вопли с конюшни, и по себе знал, что такое «наказание». Всякие деревенские друзья-сверстники подробно доносили, кому забрили лоб, кого ссылают, кого как драли. Не в оранжерее рос он. И нельзя сказать, чтобы образ правления Варвары Петровны приближал к ней ребёнка, в котором жил уже бродильный грибок. Мать растила не только далёкого себе сына, но и довольно устойчивого, неукоснительного врага того жизненного склада, которого страстной носительницей была сама.

 

 

 

И всё же главное его богатство – парк. Липовые аллеи высадил дед писателя римской цифрой XIX, в ознаменование нового, девятнадцатого века.

 

 

История жизни писателя в изложении Бориса Зайцева показана во всей её сложности. В очередной раз убеждаешься, что всё закладывается в детстве, и только в детстве. Оттуда тянутся истории личных побед и поражений.


Далёкий холод и парадность Сергея Николаевича, причудливая карамазовщина Варвары Петровны (тяжкое детство, некрасота, властолюбие, раз навсегда обиженность) – из этой смеси родился букет Спасского. Некоторые черты его фантастичны. Другие мрачно жестоки.


Отсюда же тянутся ниточки западничества писателя. Так, к примеру, в Спасском храме молитвы по приказу барыни читались на французском языке: Варвара Петровна считала себя верующей, но к религии относилась странно. Православие для неё какая-то «мужицкая» вера, на неё, а уж особенно на её служителей смотрела она свысока, вроде как на русскую литературу.

 

 

 

 

Тургенев был в ссылке – жил в Спасском под надзором полиции за публикацию в «Московских ведомостях» статьи-некролога о Гоголе (никогда не обращала внимание на этот факт биографии писателя). Это был очень мягкий вариант ссылки: он жил в Лутовиново.

«Дом изгнанника»
Первое лето и осень целиком ушли на охоту. Перепела в овсах, коростели в сырых низинах, кое-где по лугам дупеля, бекасы, утки в озерцах… Из таких блужданий рождались «Поездка в Полесье», «Постоялый двор», «Затишье» – да вообще сквозь всё тургеневское западничество его любовь к русской земле, к тетеревиной травке, красными хохолками цветущей в июле, к кустам, обрызганным росистыми каплями, откуда с треском, грохотом может подняться черныш – чудесный, краснобровый! – вся эта любовь стихийная питалась, взращивалась охотничьими скитаниями. Тургенев был западником, смолоду несколько отошёл от России и в спорах со славянофилами часто Россию ругал – умом, «либеральной» своей головой, а тёмными недрами, откуда исходит художество – весь в России, и без того славой нашей не стал бы. Он мог бранить сколько угодно отсталость и некультурность жизни и писать в то же время чудесных Касьянов и очаровательных «рабынь».

 

 

Т.В.Рудишина

 

 

 

 

 

 

 

 


 

Valid XHTML 1.0 Transitional CSS ist valide!